deliberation could be mistaken for coldness of the heart
говорят, из фонотеки уходи Илья, хотя он же там чуть ли не с самого начала был. мне нравилось приходить в его смены.
я не понимаю, зачем я влезла в историю с "треугольником" и имущественным фондом, меня просто несет по этому слегка (насколько это вообще серьезно?) безумному течению. я отвечаю на вопросы, делаю перевод с английского для отличных ребят из столярки, а для Рене - перевод с русского (когда-то я мечтала быть синхронистом), мы пьем сидр и какую-то алкогольную штуку со вкусом грейпфрута, я бегаю по треугольнику и меня учат пилить циркуляркой, я впервые смогла безболезненно переключиться с английского на шведский. но - глубоко внутри я не там. я чувствую себя самозванцем, даже когда мы с Луизой в два часа ночи сидим на кухне и разговариваем об архитектуре и искусстве, о чем я не разговариваю с ребятами из академии, хотя они тоже художники, но они не такие. я слушаю, обдумываю и - молча - восхищаюсь. со всеми этими кажущимися престижными и не очень институтами, поисками друзей и знакомых, я забыла, что такое быть художником.

я не понимаю, зачем я влезла в историю с "треугольником" и имущественным фондом, меня просто несет по этому слегка (насколько это вообще серьезно?) безумному течению. я отвечаю на вопросы, делаю перевод с английского для отличных ребят из столярки, а для Рене - перевод с русского (когда-то я мечтала быть синхронистом), мы пьем сидр и какую-то алкогольную штуку со вкусом грейпфрута, я бегаю по треугольнику и меня учат пилить циркуляркой, я впервые смогла безболезненно переключиться с английского на шведский. но - глубоко внутри я не там. я чувствую себя самозванцем, даже когда мы с Луизой в два часа ночи сидим на кухне и разговариваем об архитектуре и искусстве, о чем я не разговариваю с ребятами из академии, хотя они тоже художники, но они не такие. я слушаю, обдумываю и - молча - восхищаюсь. со всеми этими кажущимися престижными и не очень институтами, поисками друзей и знакомых, я забыла, что такое быть художником.
